С.В. Григорьев
С.В. Григорьев (Москва)
ЧЕЛОВЕК КАК
СУБЪЕКТ РАЗВИТИЯ ПРАЗДНИЧНО-ИГРОВОЙ КУЛЬТУРЫ
Многомерное целостное постижение психологии человека возможно лишь при специальном внимательном изучении разных форм его активности, творческой самодеятельности и развития. Психология празднично-игрового поведения является важным и малоисследованным объектом психологических и этнопсихологических исследований. Праздник как явление жизни изучался до сих пор преимущественно как социально-художественное явление, в то время как для психологии важно исследовать особенности праздничного поведения, раскрывающие многие значимые черты психологии человека, психологической культуры личности, личностные особенности взаимосвязи самовыражения и развития личности, развития личности как субъекта празднично-игровой культуры.
Историко-психологический анализ выявляет целый ряд возможных подходов, систем философского, позднее психологического и культурологического осмысления проблем: игра и труд; будни и праздники человеческой жизни; учение как труд или учение как игра; деятельность — игра — общение и др.
Философско-психологическая концепция С.Л. Рубинштейна, включающая психологическую диалектику взаимосвязи индивидуального и группового (коллективного, национального, народного и т.п.) субъекта, позволяет исследовать этнопсихологию и психологию праздника в пространстве-времени глобального мироотношения «Человек и Мир». Такой подход сближает научно-психологическое рассмотрение темы «игра и праздник» с давними традициями этнопсихологического изучения игры и праздника как проявления народного психологического опыта, постижение которого уже в середине XIXвека было осмыслено как одна из задач отечественной психологической науки.
Как известно, С.Л. Рубинштейн придавал большое значение психологическим исследованиям феномена игры, посвященные игре страницы «Общей психологии* остаются до сих пор наиболее глубокими и разносторонними по содержанию и проникновению в проблему даже на фоне ряда специально посвященных игре монографий, появившихся в печати более чем за пять прошедших десятилетий. Одним из объяснений этому, с нашей точки зрения, является предложенный С.Л. Рубинштейном метод парадоксов, столь характерных и для самой игры как жизненного явления. «Игра — одно из замечательнейших явлений жизни, деятельность, как будто бесполезная и вместе с тем необходимая, — так начинает С.Л. Рубинштейн обсуждение проблемы «природа игры». — Невольно чаруя и привлекая к себе как жизненное явление, игра оказалась весьма серьезной и трудной проблемой для научной мысли». Важнейшим для Рубинштейна являлось изучение взаимосвязи игры и развития; именно в этом, с нашей точки зрения, главный смысл наиболее часто цитируемого высказывания С.Л. Рубинштейна: «Игра — практика развития». В этой связи необходимо отметить, что лишь отчасти справедливым можно считать замечание Б.Г. Ананьева о неприемлемости рядоположности по значению игры, учения и труда, которые он связывал с именем Рубинштейна, Предложенная Рубинштейном последовательность изложения материала в главе «Основ общей психологии», посвященной деятельности (труд — игра — учение), не отрицает иных, в том числе разрабатываемых и Б.Г. Ананьевым, способов рассмотрения взаимосвязи учения, игры, труда и общения как разных форм взаимодействия человека с миром. Теоретические взгляды С.Л. Рубинштейна и Б.Г. Ананьева на игру, свободное время и праздник имеют гораздо больше общего и существенно отличаются от системы взглядов Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева, Д.Б. Эльконина, подробно изложенных в «Психологии игры», поскольку и для Рубинштейна, и для Ананьева центрально исследуемой проблемой являлось познание психологических закономерностей взаимосвязи, взаимозависимости и взаимообусловленности важнейших видов и форм активности в из развитии — и филогенезе, и онтогенезе, причем не только а детском возрасте. Взаимообогащение созданных С.Л. Рубинштейном и Б.Г. Ананьевым научных концепций и научных школ стало особенно очевидно, когда уже после смерти Б.Г. Ананьева была опубликована важнейшая теоретическая работа С.Л. Рубинштейна «Человек и мир, а также одна из ранних, но тоже неизвестная Ананьеву статья, посвященная, принципу творческой самодеятельности. Именно эти работы дают возможность осуществить биографически выверенную научную реконструкцию взглядов, позволяющую более полно и системно осмыслить теоретическую позицию Рубинштейна в целом и на интересующую нас проблему празднично-игрового поведения субъекта, проблему игры и психологии праздника. В книге С.Л. Рубинштейна «Человек и мир» проблема праздничного поведения затрагивается в связи с эстетической темой или мотивом в жизни человека, изначально восходящими к способности видеть эстетическое, прекрасное в природе, вырабатывать чувствительность к нему как предпосылку для появляющегося эстетического отношения к жизни. В самом широком фшюсофско-психологичес-ком плане проблема игры и празднично-игрового поведения может быть осмыслена как способ или форма взаимодействия человека с миром и в той или иной мере развитая у человека способность, т. е. празднично-игровая культура. «Есть еще значительная сфера жизни людей, которая подчас обедняется вследствие какой-то странной фарисейской боязни. Эта сфера — развлечения, необходимые для отдыха и эмоционального развития человека, — пишет Б.Г. Ананьев о значении свободного времени в жизни человека. — Думается, что все это составляет бесчисленные варианты игровой деятельности, необходимо включающейся в процесс жизни и развития людей».
Праздник как явление жизни, социально-художественное явление и т.п. является важным объектом психологических и этнопсихологических исследований, поскольку праздничное поведение раскрывает многие значимые черты психологической культуры, личностные особенности взаимосвязи самовыражения и развития личности, психологии человека как субъекта развития культуры праздника. Ценным и актуальным на пороге веков и нового тысячелетия является теоретический вывод Ф. Бартлетта о необходимости многомерного изучения психического, а именно особенностей психики в труде и игре, чему посвящена его известная книга «Психика человека в труде и игре». Эта научная традиция должна быть актуализирована при системных психологических исследованиях субъекта, в частности, в условиях будней и праздников человеческой жизни. Представляется существенным это и для постижения психологии субъекта и стратегий жизни, как они ставятся в современных философско-психологических исследованиях школы С.Л. Рубинштейна.
Линия культурно-исторического психологического анализа этнопсихологии праздника возможна на основе анализа культурно-психологического наследия (архивы, мемуары и др.) через изучение субъекта как реального носителя и творца общего, особенного и единичного (уникального), проявляющегося в многообразных формах праздничного поведения, сложившихся у разных народов и являющихся важной частью народного психологического опыта в целом. В исследованиях психологии субъекта игры, карнавала, праздника выясняется многогранность связей в системе «личность и культура», далеко не полно отражаемая в концепциях культурно-исторической теории и культурно-исторической психологии (в ее трактовке М. Коулом (1997). При этом существенны не только теоретические проблемы названных подходов, убедительно проанализированных А.В. Брушлинским, но и поиск иных психологических стратегий постижения исходных проблем. Представляется продуктивной реализация принципа культуросообразности развития субъекта и, следовательно, его психологического исследования. Пространство-время праздника в этнопсихологическом исследовании предстает как сфера проявления, формирования и развития национальной, этнической и т.п. идентификации личности, то есть охватывает все «возрасты жизни» человека и предполагает раскрытие реальной типологии индивидуальных, этнических, конфессиональных и других особенностей исторически сложившихся в культуре форм поведения.
Уникальные возможности (на это обратила внимание Е.А. Будилова, 1983) дает анализ опыта этнопсихологического направления в отечественной науке, начиная с 40-х гг. XIXв. Изучение особенностей праздничного поведения и представлений о празднике, характерных для российского менталитета, исследуются нами через сопоставление с архивными материалами, собранными Этнографическим бюро В.Н. Тенишева и хранящимися в Российском этнографическом музее, и современными материалами по этнопсихологии праздника. Нами были специально проанализированы все материалы по праздникам, обрядам и играм ряда регионов (Архангельской, Московской, Новгородской и Рязанской губерний), собранные около столетия назад, начиная с 1897 года, и хранящиеся в этом фонде крупнейшего отечественного этнографического архива.
В нашем исследовании психологии праздника подлежали разносторонней проверке и осмыслению ранее полученные нами (в исследовании традиционных народных игр и игровой культуры личности) (СВ. Григорьев, 1988, 1991, 1995) сведения о взаимосвязи личностного, этнического и общекультурного компонентов в культурно-психологической идентификации личности. При этом с позиций субъектно-дея-тельностного подхода подлежит существенным уточнениям и само традиционное представление о психологических механизмах идентификации личности, широко используемое в многочисленных этнопсихологических и кросскультурных исследованиях.
Народный психологический опыт вбирает в себя многогранную систему представлений о месте и значении игр/праздников в жизни человека и общества, воспитании подрастающих поколении и передачи им культурно-психологических традиций, что воплощено в многочисленных этнографических публикациях, архивных свидетельствах, фольклоре и народном искусстве. Научный анализ народного психологического опыта в отношении игр и праздников выявляет ряд значимых связей и отношений, позволяющих целостно анализировать эти явления с субъектно-деятельност-ных позиций.
1. В народном психологическом опыте праздник предстает как способ общения — взаимодействия человека и времени, которому в народной жизни отведена весьма существенная роль. Праздник — это и праздничная дата, время празднования, календарное явление. Хронотоп праздника может быть понят как рубинштейновское «внешнее через внутреннее», то есть с позиций субъекта праздника как жизненного явления. Праздник может состояться или не состояться, может даже запрещаться, но его хронотоп (время как календарная приуроченность и дата) может сохраняться, может архивироваться в социокультурной памяти субъекта (единичного, группового, всеобщего) или актуализироваться и возрождаться, благодаря активности и созидательной деятельности личности, поколения, конкретной социальной группы. Обобщенно это проблематика «праздник и время», где важнейшая роль отведена человеку, соединяющему и осмысливающему их взаимосвязь.
2. Праздник как событие, событие людей как носителей и творцов культуры (ее традиций и инноваций) и самобытие, не только обобщенное в той или иной степени, всеобщее, национальное, собственно групповое, но и типологическое, личностное, индивидуальное событие жизни индивида.
3. Праздник как определенное пространство и форма его воплощения — праздник жизни: его культурно-психологическое «лицо», являющее уникальное соединение всеобще-универсального, этнокультурноспецифического и индивидуально-типологического проявления бытия субъекта праздника как носителя и творца культуры праздничного поведения, а также значений и смыслов ноосферного развития, значимых и актуализированных самим праздничным действом.
4, Праздник как культурно-психологическая институци-онализация праздничного поведения как явления культуры в его социально-художественном и психолого-педагогическом проявлениях. Это уровень способов социокультурной организации праздника, его культурного и психологического статуса как самостоятельного явления культуры и личной жизни, а также актуального при подготовке и праздновании встречи нового тысячелетия психолого-педагогического сопровождения торжественных событий, ритуалов, обрядов и игр, реализующих присущий празднику развивающе-воспитательный потенциал.
Для народного психологического опыта характерен синкретизм, целостность, тенденция к сохранению традиционного в бытии и сознании носителей народно-национальных ценностей празднично-игрового поведения. «Народное искусство радостно, и радостно потому, что труд доставляет радость. Даже в труде подневольном, крепостном сохранялась радость творчества для крестьянина, — пишет Д.С. Лихачев в предисловии к книге М.А. Некрасовой «Народное искусство как часть культуры». — ...В народном искусстве с изумительной диалектичностью органически соединяется традиционность с творчеством нового». Наиболее трудным для психологии является поиск адекватных научных путей постижения народного психологического опыта и психологии субъекта, воплощенного в народной жизни и таких ее проявлениях, как традиционный фольклор, игры, обряды и ритуалы, календарные и семейные обряды и праздники.
На глазах современного поколения происходит возрождение многих российских традиций, складывание новой типологии праздничности, отсюда роль практикоориентирован-ных этнопсихологических исследований. В осуществляемой нами целевой научно-практической программе «Игры и праздники Московии» отрабатываются методы информационного психологического мониторинга и мотивационно-целевого (интенционального) анализа как возможность активной (субъектной, деятельностной) позиции в отношении привлечения населения к участию, возрождению и оценке этнопсихологических составляющих традиционных и современных московских праздников как значимых со-бытий жизни. Сложным является исследование взаимопроникновения традиционного и нового, устойчивого и изменчивого, традиционно сельского и городского в условиях современного типа городского праздника., ориентированного на своеобразие этнокультурной ситуации мегаполисов, включая специфические проблемы этнодисперсных групп населения. Важно конкретно анализировать диалектику природного, культурного и собственно психологического в детерминации празднично-игрового поведения. Существенна роль этно-региональных различий в традициях празднично-игрового поведения, при психологическом анализе которых ведущую роль, по нашим наблюдениям, играют культурные и психологические особенности группового субъекта жизнедеятельности.
Современные полевые этнопсихологические материалы комплексного междисциплинарного изучения игр и праздников 1993-95 гг. позволяют анализировать различия в представлениях о празднике у разных поколений, начиная с 1910—1913 гг. рождения. Проблема различия между поколениями (как ставят ее М.Х. Титма, 1987; А. Эскола, 1987) выявляет характерную для российского опыта смену ведущей роли календарной праздничности на семейно-личност-ную (приоритетный «поколенный статус») как ведущий тип праздничного поведения. При этом этнологи, описывая календарные и семейные традиционные праздники, опускают то обстоятельство, что именно индивидуальный (личность) и групповой (семья, община и т.п.) субъект сыграли ведущую роль в этом значимом изменении и известным образом преломили мощные социокультурные воздействия эпохи «коренной ломки», сохранив тем самым праздничность как явление частной жизни. Загадки, парадоксы, феномен антиповедения и др., общеупотребительные в современной культурологии понятия почти не исследованы в психологической науке, где их анализ, например, в работах М.М. Муканова (1979), является пока редким исключением.
Этнопсихология праздника в значительной мере скрывает в себе то, что, используя терминологию А.Ф.Лосева, может быть названо «самое само» российского менталитета, в исследовании которого еще долгое время главной и наиболее дискуссионной проблемой будет оставаться вопрос об адекватных методах психологического описания и качественного анализа изучаемого.
ЛИТЕРАТУРА
1. Абульханова К.А. Стратегия жизни. М., 1991.
2. Ананьев Б.Г. О проблемах современного человекознания. М., 1977. С. 158-161.
3. Ананьев Б.Г. Избранные психологические труды. Т. II. М., 1980. С. 20.
4. Бартяетт Ф. Психика человека в труде и игре. — М., 1959.
5. Брушлынский А.В. Субъект: Мышление, учение, воображение. М. —Воронеж, 1996.
6. Брушлинский А.В. Деятельность и опосредование / Психол. журнал. Т. (9. № 6. 1998. С. 118-126.
7. Григорьев СВ. Проблемы научного анализа народного психоло гического опыта в изучении игры как формы активности / Активность и жизненная позиция личности. М., 1988,
8. Игры и праздники Валдая. Традиции игровой культуры Новго родской земли / Под ред. С.В.Григорьева. М., 1995.
9. Лихачев Д.С. Предисловие / М.А. Некрасова. Народное искусства как часть культуры: Теория и практика. М., 1983. С. 5-6. 10. Элъконин Д.Б. Психология игры. М., 1978.
У субъект-объектного и субъект-субъектного типов, можно гипотетическим предположением, что изменился сам принцип формирования модели ценностных ориентации. Такой вывод нам позволяет сделать также тезис К.Л. Абульхановой-Славской, о том, что социальное мышление личности можно рассматривать как функциональный механизм ее сознания, а его продуктивность или ре продуктивность надо искать в постановке и решении жизненных ситуаций и задач.Поскольку изначально нами утверждалось, что модель ценностных ориентации по своей природе есть продукт способа проблематизации социального мышления личности, а тип личностного конструкта является основой обеих функций индивидуального сознания, то, возвращаясь к началу нашей статьи, считаем возможным утверждать; формирование определенной модели ценностных ориентации происходит по механизму личностной адаптации, опосредованной особенностями индивидуального сознания человека. Смена принципа формирования моделей ценностных ориентации есть результат работы этого адаптационного механизма. Если в ситуации всеобщей нестабильности и неясности 1993 года спасительным был принцип личностной стабилизации, то сегодня таким становится принцип понимания.
В прошлом году мы писали, что стабильность общества, достигнутая за счет личностных резервов, — под угрозой: необходимы внешние стимулы для восстановления исчерпанных ресурсов. Изменений к лучшему для большинства наших сограждан не произошло — принцип ухода от конфликта сменился принципом активного поиска выхода из ситуации обнищания и угрозы.
Самым прогностичным в плане понимания социальной действительности закономерно оказался субъект-субъектный тип: он сформировал модель, соответствующую дальнейшему продвижению общества в развитии демократии (раньше этой моделью обладал субъект-объектный тип и она называлась «оптимальной». Субъект-объектный тип, как самый неустойчивый по внутренней противоречивости, ушел от «оптимальной» модели и теперь имеет в своем арсенале две модели и обе — противоречивы и неустойчивы по внешним параметрам, но внутренне не противоречат самому этому типу, его способу осмысления социальных проблем. Если с этой точки зрения рассмотреть две другие модели объект — объектного и объект-субъектного типов, то и они стали менее устойчивы, т.к. их противоречивость перестала быть созвучной внутренним противоречиям каждого типа соответственно, а является результатом «понимания» и приспосабливания к внешним условиям, своего рода компромиссом.
Закончить нашу статью мы бы хотели следующим. Мы считаем, что новый «понимающий» принцип формирования моделей ценностных ориентации можно расценивать как факт возросшего самосознания субъектов, с одной стороны. С другой стороны, мы бы не решились и дальше утверждать, что стабильность нашего общества гарантируется личностной стабильностью его субъектов: понимание ситуации не гарантирует отсутствие конфликтов, необходимы внешние изменения к лучшему. Раньше мы это предполагали, теперь это стало очевидным.
ЛИТЕРАТУРА
1. Абулъханова-Славская К.А., Енакаева P.P. Российский менталитет — или игра без правил? / Российский менталитет: Психология личности, сознание, социальные представления. М., 1996. С. 4-27.
2. Беяицкая Г.Э., Брушлинский А.В., Николаева О.П. Субъект И социальная компетентность личности. М., 1995. С.24-109.
3. Беяицкая Г.Э., Николаева О.П. Многопартийные выборы в России: возможности психологического прогноза / Психол. журнал, № 6, 1994.
4. Беяицкая Г.Э. Исчерпаемость внутренних человеческих ресурсов / Психология личности: новые исследования. М., 1998. С. 99-104.
5. Рейкоески Я. Переход от коллективизма / Психол. журнал, № 4, 1994.
1Экспериментальная часть исследования была организована и проведена совместно с Павловым Л М